Кушнер А. - Новое дыхание - (стихи), (читает автор)
Александр Семёнович Ку́шнер (род.: 14.09.1936г., г. Ленинград) - русский поэт и эссеист. Член Союза писателей СССР (1965), Русского ПЕН-центра (1987). Главный редактор «Библиотеки поэта» (с 1992; с 1995 - «Новой библиотеки поэта»). Член редколлегий журналов «Звезда», «Контрапункт» (с 1998), виртуального журнала «Арт-Петербург» (с 1996 года). Автор около 50 книг стихов (в том числе для детей) и ряда эссе и статей о классической и современной русской поэзии, собранных в семи книгах. Лауреат государственной премии РФ (1995). В 1954 году Александр окончил школу с золотой медалью, учился на факультете русского языка и литературы Ленинградского государственного педагогического института им. А. Герцена (ныне - Российский государственный педагогический университет им. А. Герцена). В 1959-1970 гг. преподавал в школе русский язык и литературу. В конце 1950-х - начале 1960-х гг. входил в литературное объединение (лито) при Горном институте под руководством Глеба Семёнова. Стихи начал публиковать в 1956-1957 гг. в ленинградских альманахах и периодических изданиях. В 1960 году стихи Кушнера вошли в «ленинградский» выпуск подпольного журнала «Синтаксис» и были перепечатаны на Западе в журнале «Грани». Первая книга стихов была опубликована в 1962 году тиражом в 10 тысяч экземпляров. С 1970 года перешёл на профессиональную литературную деятельность. В советское время широко печатался в СССР.
из книги «ГОЛОС»
- Голос - это работа души...
- Сквозняки по утрам...
- Любил - и не помнил себя...
- Быть классиком...
- Сложив крылья
из книги «ТАВРИЧЕСКИЙ САД»
- По рощам блаженных...
- Нет лучшей участи...
- На выбор смерть ему...
- И если спишь на чистой простыне...
- Мы спорили, вал белоснежный...
из книги «ДНЕВНЫЕ СНЫ»
- Как мы в уме своем уверены...
- Микеланджело
- Вот счастье - с тобой говорить...
из книги «ДНЕВНЫЕ СНЫ»
- Тарелку мыл...
- Перевалив через Альпы...
- Гудок пароходный - вот бас...
- За дачным столиком…
- В любительском стихотворенье...
из книги «ЖИВАЯ ИЗГОРОДЬ»
- Сказал один чудак
- Воспоминания
- Гадание
- А мы и я в пятьдесят...
- Митрохина пестрый рисунок...
- Ты не права - тем хуже для меня...
- Как писал Катулл...
- Ну, музыка, счастливая сестра...
- На через Моцарта.
Иллюстрации:
А.Кушнер
P. S.:
Читая стихи. Кушнер словно бы чуть-чуть задыхается. Такое впечатление, будто он очень торопился, боялся опоздать на важную встречу - и вот, едва возникнув на пороге, не успев пока совладать с дыханием, выговаривает самые первые, в нетерпении рвущиеся из горла слова, продолжая тот самый мысленный разговор и с самим собою, и с Богом, и с нами, что явно начат был еще в пути. О чём разговор ? О разном. Порою даже вроде бы о пустяках. Но в поэзии - как, впрочем, и в нашей с вами бытности - ничто не пустяк. И если мы забудем это правило. Кушнер напомнит его - строками о бабочке-однодневке, о часе, проведенном наедине с любимой книгой, о минутной размолвке с милой женщиной. Летучая жизнь мгновения продлевается в стихе и, замирая в нем, вряд ли меньше говорит о сути бытия, чем-то, что торжественно увековечено гранитом и бронзой, одой и гимном. Не повод существен в стихах - как, впрочем, и всюду, - а то, чем этот повод вызван и чему он послужит. Родившись в мимолетном соприкосновении даже и с ничтожнейшей, казалось бы, из примет реальности, пройдя проверку настроением и чувством поэта, мысль Кушнера все равно устремляется к важному, к тому, ради чего он и торопился, боялся опоздать. Так о чем разговор ? О разном. Но всегда о главном. О неотступном и неотложном. О смерти - взгляд Кушнера в эту бездну все пристальнее, все заворожённее, а его стихи на эту «тему тем» мировой поэзии - всё мужественнее и проще. О жизни - тут, чем больше подробностей, красок и линий в спектре, чем рельефнее «зернистость» материала, его фактурность и внутренняя подвижность, тем крепче стих, трезвее мысль, зрелее нравственное чувство поэта. О любви - и немного, совсем немного найдется в нашей сегодняшней поэзии тех, кто унылому и, увы, распространенному «безлюбью» столь ясно, столь горделиво противопоставил бы «науку страсти нежной», ее маленькие, трогательные секреты и её великие тайны, как обычно сдержанный, целомудренно-замкнутый Кушнер. О времени - и о том, историческом, что открывается взору в редких разрывах непроглядно-сплошной дымки, и об этом, нынешнем, вселяющем надежды - пока, правда, робкие, почти не обеспеченные личным опытом, - но всё-таки, всё-таки вселяющем надежды, обещающем не только новое мышление, но и новое дыхание... Я не знаю, почему для этого разговора с ценителями поэзии, с давними и новыми своими собеседниками Кушнер выбрал именно те стихи, какие он выбрал сегодня. Сработал, похоже, завещанный Пастернаком принцип: «...Чем случайней, тем вернее...», - я, признаться, несколько досадую, что не услышанными нынче останутся многие другие стихи поэта и те, что давно запали в читательскую память, заняли свое, по праву принадлежащее им место в самых выверенных антологиях русской поэзии XX века, и те, что только что рождены бегущим днем, его смутой и его тревогами. «Для восполнения объёма», для верного понимания того, что прозвучит с пластинки, стоит поэтому хотя бы пунктирно наметить путь поэта; от первой его книжки - она так и называлась «Первое впечатление» (1962) - до последних по счету сборников - «Таврический сад» (1984), «Дневные сны» (1986), «Живая изгородь» (1988). Кушнеру посчастливилось: он уже и родился, кажется, с даром поэтической речи, с умением обо всем говорить прозрачными, певучими стихами. Стартовая ситуация была, словом, настолько хороша, что потребовалась, думаю я сейчас, немалая воля для того, чтобы не поддаться соблазну легкой, никчемно-изящной «болтовни в стихах», чтобы воспитать в себе привычку говорить «в рифму» только о том, о чем иначе сказать невозможно. Воля у Кушнера нашлась. И то, что с самого начала надежно противостояло любой небрежности, любой необязательности и безвкусице; тоже нашлось: Ленинград - «...единственный город на свете, где можно и в горе прожить»; Культура - с её внутренней цельностью и неувядающей свежестью, с ее однозначно высоким понятием о назначении поэта е России; личный опыт - пусть внешне скудный (эвакуации, школа, пединститут, учительство в вечерней школе), но непрерывно прирастающий, обогащающийся в чтении, в общении с друзьями, в размышлениях об истории и современности. Принадлежа к «поколению 1956-го года». Кушнер уберёг себя и от безудержного оптимизма в короткие дни «хрущевской оттепели», когда многим верилось, что до лучезарного Будущего рукой подать, и от иссушающего душу пессимизма, от бесплодного отчаяния в долгие-долгие годы «брежневской паузы», когда время то ли прикинулось остановившимся, то ли и впрямь остановилось. Ранние стихи поэта, даже самые безоглядные, самые «юношеские» по сердечному тонусу, всегда либо ироничны, либо драматичны. Его более поздние строки надиктованы мужеством стоического терпения, превозмогания всего того, что мешает жизни быть праздником.
Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
Большей пошлости не свете
Нет, чем клянчить и пенять.
Будто можно те на эти.
Как на рынке, поменять, -
с «петербуржской», суховатой отчетливостью и «петербуржской» же неприязнью к пустым сантиментам сказано Кушнером «посреди застоя», и вся его лирика есть действительно лирика нравственного сопротивления злу, бесчестию, фальши. Он не пытался ни перекричать глухой шум времени, ни выбрать иную, чем на роду написано, долю. Но ни пяди своего духовного пространства он не отдал оползню жизни. А пространство это все расширялось - и дистанция длиной в судьбу отделяет казавшиеся в юности надежным прибежищем «десять метров мирного житья» от открывшихся Кушнеру в зрелые его годы просторов заснеженной, зимней Родины, от вьюг отечественной истории и сквозняков современности... Что же хранило, что поддерживало и поддерживает поэта «средь бурь гражданских и тревоги» ? Только то, что всегда хранит и поддерживает российских интеллигентов: культура, веления нравственного закона, вера в то, что человек и народ изначально предрасположены к красоте, добру, истине. И ещё - братство, круговая порука единомышленников, товарищей по судьбам, по стихам. Он не искал их. Они сами - по звуку, по голосу - нашли Кушнера и к нему потянулись, С ними и только с ними, единомышленниками, он разговаривает - о том, что и для него, и для них одинаково важно. С ними, случается, спорит. От них ждет отклика. На встречу с ними всегда торопится, опоздать страшится. И - никогда не опаздывает.
из книги «ГОЛОС»
- Голос - это работа души...
- Сквозняки по утрам...
- Любил - и не помнил себя...
- Быть классиком...
- Сложив крылья
из книги «ТАВРИЧЕСКИЙ САД»
- По рощам блаженных...
- Нет лучшей участи...
- На выбор смерть ему...
- И если спишь на чистой простыне...
- Мы спорили, вал белоснежный...
из книги «ДНЕВНЫЕ СНЫ»
- Как мы в уме своем уверены...
- Микеланджело
- Вот счастье - с тобой говорить...
из книги «ДНЕВНЫЕ СНЫ»
- Тарелку мыл...
- Перевалив через Альпы...
- Гудок пароходный - вот бас...
- За дачным столиком…
- В любительском стихотворенье...
из книги «ЖИВАЯ ИЗГОРОДЬ»
- Сказал один чудак
- Воспоминания
- Гадание
- А мы и я в пятьдесят...
- Митрохина пестрый рисунок...
- Ты не права - тем хуже для меня...
- Как писал Катулл...
- Ну, музыка, счастливая сестра...
- На через Моцарта.
Иллюстрации:
А.Кушнер
P. S.:
Читая стихи. Кушнер словно бы чуть-чуть задыхается. Такое впечатление, будто он очень торопился, боялся опоздать на важную встречу - и вот, едва возникнув на пороге, не успев пока совладать с дыханием, выговаривает самые первые, в нетерпении рвущиеся из горла слова, продолжая тот самый мысленный разговор и с самим собою, и с Богом, и с нами, что явно начат был еще в пути. О чём разговор ? О разном. Порою даже вроде бы о пустяках. Но в поэзии - как, впрочем, и в нашей с вами бытности - ничто не пустяк. И если мы забудем это правило. Кушнер напомнит его - строками о бабочке-однодневке, о часе, проведенном наедине с любимой книгой, о минутной размолвке с милой женщиной. Летучая жизнь мгновения продлевается в стихе и, замирая в нем, вряд ли меньше говорит о сути бытия, чем-то, что торжественно увековечено гранитом и бронзой, одой и гимном. Не повод существен в стихах - как, впрочем, и всюду, - а то, чем этот повод вызван и чему он послужит. Родившись в мимолетном соприкосновении даже и с ничтожнейшей, казалось бы, из примет реальности, пройдя проверку настроением и чувством поэта, мысль Кушнера все равно устремляется к важному, к тому, ради чего он и торопился, боялся опоздать. Так о чем разговор ? О разном. Но всегда о главном. О неотступном и неотложном. О смерти - взгляд Кушнера в эту бездну все пристальнее, все заворожённее, а его стихи на эту «тему тем» мировой поэзии - всё мужественнее и проще. О жизни - тут, чем больше подробностей, красок и линий в спектре, чем рельефнее «зернистость» материала, его фактурность и внутренняя подвижность, тем крепче стих, трезвее мысль, зрелее нравственное чувство поэта. О любви - и немного, совсем немного найдется в нашей сегодняшней поэзии тех, кто унылому и, увы, распространенному «безлюбью» столь ясно, столь горделиво противопоставил бы «науку страсти нежной», ее маленькие, трогательные секреты и её великие тайны, как обычно сдержанный, целомудренно-замкнутый Кушнер. О времени - и о том, историческом, что открывается взору в редких разрывах непроглядно-сплошной дымки, и об этом, нынешнем, вселяющем надежды - пока, правда, робкие, почти не обеспеченные личным опытом, - но всё-таки, всё-таки вселяющем надежды, обещающем не только новое мышление, но и новое дыхание... Я не знаю, почему для этого разговора с ценителями поэзии, с давними и новыми своими собеседниками Кушнер выбрал именно те стихи, какие он выбрал сегодня. Сработал, похоже, завещанный Пастернаком принцип: «...Чем случайней, тем вернее...», - я, признаться, несколько досадую, что не услышанными нынче останутся многие другие стихи поэта и те, что давно запали в читательскую память, заняли свое, по праву принадлежащее им место в самых выверенных антологиях русской поэзии XX века, и те, что только что рождены бегущим днем, его смутой и его тревогами. «Для восполнения объёма», для верного понимания того, что прозвучит с пластинки, стоит поэтому хотя бы пунктирно наметить путь поэта; от первой его книжки - она так и называлась «Первое впечатление» (1962) - до последних по счету сборников - «Таврический сад» (1984), «Дневные сны» (1986), «Живая изгородь» (1988). Кушнеру посчастливилось: он уже и родился, кажется, с даром поэтической речи, с умением обо всем говорить прозрачными, певучими стихами. Стартовая ситуация была, словом, настолько хороша, что потребовалась, думаю я сейчас, немалая воля для того, чтобы не поддаться соблазну легкой, никчемно-изящной «болтовни в стихах», чтобы воспитать в себе привычку говорить «в рифму» только о том, о чем иначе сказать невозможно. Воля у Кушнера нашлась. И то, что с самого начала надежно противостояло любой небрежности, любой необязательности и безвкусице; тоже нашлось: Ленинград - «...единственный город на свете, где можно и в горе прожить»; Культура - с её внутренней цельностью и неувядающей свежестью, с ее однозначно высоким понятием о назначении поэта е России; личный опыт - пусть внешне скудный (эвакуации, школа, пединститут, учительство в вечерней школе), но непрерывно прирастающий, обогащающийся в чтении, в общении с друзьями, в размышлениях об истории и современности. Принадлежа к «поколению 1956-го года». Кушнер уберёг себя и от безудержного оптимизма в короткие дни «хрущевской оттепели», когда многим верилось, что до лучезарного Будущего рукой подать, и от иссушающего душу пессимизма, от бесплодного отчаяния в долгие-долгие годы «брежневской паузы», когда время то ли прикинулось остановившимся, то ли и впрямь остановилось. Ранние стихи поэта, даже самые безоглядные, самые «юношеские» по сердечному тонусу, всегда либо ироничны, либо драматичны. Его более поздние строки надиктованы мужеством стоического терпения, превозмогания всего того, что мешает жизни быть праздником.
Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
Большей пошлости не свете
Нет, чем клянчить и пенять.
Будто можно те на эти.
Как на рынке, поменять, -
с «петербуржской», суховатой отчетливостью и «петербуржской» же неприязнью к пустым сантиментам сказано Кушнером «посреди застоя», и вся его лирика есть действительно лирика нравственного сопротивления злу, бесчестию, фальши. Он не пытался ни перекричать глухой шум времени, ни выбрать иную, чем на роду написано, долю. Но ни пяди своего духовного пространства он не отдал оползню жизни. А пространство это все расширялось - и дистанция длиной в судьбу отделяет казавшиеся в юности надежным прибежищем «десять метров мирного житья» от открывшихся Кушнеру в зрелые его годы просторов заснеженной, зимней Родины, от вьюг отечественной истории и сквозняков современности... Что же хранило, что поддерживало и поддерживает поэта «средь бурь гражданских и тревоги» ? Только то, что всегда хранит и поддерживает российских интеллигентов: культура, веления нравственного закона, вера в то, что человек и народ изначально предрасположены к красоте, добру, истине. И ещё - братство, круговая порука единомышленников, товарищей по судьбам, по стихам. Он не искал их. Они сами - по звуку, по голосу - нашли Кушнера и к нему потянулись, С ними и только с ними, единомышленниками, он разговаривает - о том, что и для него, и для них одинаково важно. С ними, случается, спорит. От них ждет отклика. На встречу с ними всегда торопится, опоздать страшится. И - никогда не опаздывает.
 |
 |
 |
 |
|
 |
   |
|
|
|
 |
|
|
|
|
 |
|
|
|
|
